Справочник владельца животного

Мефодий - серый гусь, часть 2

Читать Мефодий - серый гусь. Часть 1

серый гусьНа рассвете Мефодий с гоготом пролез в палатку. Потоптался на полевой сумке Юрия Степановича и решительно направился к Мише. Он ущипнул его за руку, лежавшую поверх спального мешка. Досталось и нам с Юрием Степановичем.
- В поход торопит, - сказал Миша.
Но мы не спешили подниматься. Тогда Мефодий раскричался. Он устроил такой шум, будто это была не палатка, а курятник, в который залезла лиса. Тут уж мы повыскакивали один за другим. Последним вышел Мефодий. Выкурил-таки.После завтрака тронулись дальше.

К Облуковине подошли в полдень. Лагерем встали на крутом берегу. Спуск к воде густо зарос ивняком и ольхой. Хватаясь за ветки, Юрий Степанович пошёл к реке умыться. За ним увязался Мефодий. Смешно было видеть, как он, скользя и падая, чуть ли не кувыркаясь через голову, сползал вниз.


серый гусь- Эх, такие крылья и дураку даны! - сокрушался Миша.
- Вот мучается. Мне-то ходить - дело привычное. А тебе всё же лучше летать. Вот и взлетел бы. Встретились бы у воды, чем вот так... - слышался голос Юрия Степановича.

Чуть позже с берега донеслось:
- Ребята! Мефодий! Плыви сюда, тебе говорят!..
Мы с Мишей бросились вниз.

По самому стрежню сильной реки плыл Мефодий. Он нырял в воду. Вынырнув, распускал свои прекрасные крылья, часто взмахивал ими. Всё его тугое тело поднималось над водой. Казалось, он вот-вот взлетит. Но оглашая берега радостным криком, он снова нырял. Золотые от солнца капли вспыхивали и гасли над ним. Потеряв голову от счастья, Мефодий не слышал наших призывных криков. Не хотел знать, куда и зачем несёт его река, которая подарила ему такую радость. Он исчез за поворотом.

серый гусь Вечером мы ходили вдоль реки далеко вниз по течению. Вернулись ни с чем. И уже в глухих сумерках, когда все ещё пили чай, он прилетел. Издалека заслышав его голос, мы повскакивали с мест, закричали. Кто-то подбросил дров в угасший костёр. Мефодий сделал низкий свистящий круг и сел рядом в тёмную траву.
- Вернулся, - вздохнули мы.

Мишу было не узнать. Человек, привыкший по поводу и без повода посылать первого встречного куда подальше, тут на радостях суетился больше всех. Ни с того ни с сего надумал устроить гуся на складной стульчик за нашим походным столом. Мефодию это не понравилось. Громко вскрикнув, он свалился.
- Придумал тоже... - хмуро сказал Юрий Степанович. - Нечего из птицы делать чёрт знает что... Это же гусь, а не мартышка.

Мы сидели вокруг Мефодия на корточках. Каждый протягивал ему свой катышек мякиша. Гусь брал с разбором, после долгих раздумий и рассуждений вслух. Похоже было, что он сыт. Просто не хотел нас обижать... Мне казалось, что Мефодий чаще тянется к моей руке. Надо полагать, Юрий Степанович и Миша думали так же... На ночь мы хотели устроить Мефодия в палатку. Но он был против. Пришлось уступить.

серый гусь Шло время осеннего перелёта птиц. Широкие клинья гусей, лебедей, уток всё чаще проходили над нами. Мы любовались окрепшими за недолгое камчатское лето птицами. Теперь они были готовы ко всем неожиданностям трудного и долгого пути. На голоса своих родичей Мефодий взволнованно поднимал голову. Расправлял крылья, махал ими. И так при этом кричал, что там, в небе, его слышали. Откликались ему всё более требовательно и настойчиво. Каждый раз мы думали, что вот и пришла пора расстаться. Но Мефодий не улетал. Он покидал нас утром, а вечером возвращался.

Так пришёл день, когда мы легли спать, не дождавшись его. Утром оставленный с вечера хлебный мякиш превратился в сухарики. Миша хрустел ими и, неизвестно за что, хмуро и зло называл меня "типом". В маршруты теперь ходили мы с Юрием Степановичем вдвоём. Миша, сославшись на ремонт машины, оставался в лагере. Возвращаясь, мы слышали бряканье гаечных ключей. Всё это означало, что Мефодия нет. Мы молча садились ужинать. Молча ложились спать. Всем нам нестерпимо хотелось домой.

...В каждом человеческом сердце есть уголок, в котором хранятся привязанности. Нельзя не почувствовать, как невидимая нить такой привязанности вдруг потянулась от нас к людям, животным, растениям. Не ко всем людям, а к какому-нибудь дяде Пете, у которого кирпич легко умещается в ладони, когда он, подмигивая тебе, перекладывает в доме печь.

серый гусьК какому-нибудь Стёпе-Сверчку, который умеет подражать травяным музыкантам. Не ко всем животным, а к какому-нибудь коту Ваське, хоть он и не раз показывал тебе остроту своих когтей. Не ко всем растениям, а к самому высокому стеблю иван-чая. Вон он у забора. Светит тебе малиновыми фонариками нераспустившихся цветов.

И когда обрывается такая нить привязанности, мы вдруг понимаем, что потеряли. Потеряли, быть может, навсегда. И уже не улыбнуться нам тому дяде Пете или тому Стёпе-Сверчку. Тому коту Ваське или именно тому стеблю иван-чая... Не потому ли мои друзья, стоя иногда на берегу Облуковины, молча и долго, пока не погасало солнце, смотрели вслед клину летящих гусей?..

Среди них мог быть и Мефодий. Крыло бы только не подвело. То самое, левое... В котором не хватало одного пера...

Александр Гиневский,
рис. Веры Глотовой

1714




При полном или частичном копировании материалов прямая и активная ссылка на www.zooprice.ru обязательна.
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru