Байки от Михаила Воробьева
Историческая драма. После выстрелов на Сенатской площади события разворачивались трагически: пятеро декабристов казнены, большинство отправлены в Сибирь. И вслед за ними, сквозь мороз и лишения, отказавшись от прав и привилегий, навсегда оставив своих родных и детей, поехали их жены.
"Звезда пленительного счастья" была огромной, сложной постановочной кинокартиной. Думаю, что по своим масштабам она если и уступает "Сибирскому цирюльнику", то ненамного. Другое дело, что в те времена снимать историческое кино было несколько проще: и реквизита было больше, и перестройка съемкам не предшествовала. О реквизите я по каретам сужу, мы тогда на подлинных музейных ездили.
Впрочем, тогда я об этом не задумывался. Лет мне было немного, в кино я пришел совсем недавно, и это была моя первая большая историческая кинокартина. Съемки продолжались больше года. Зима сменялась летом, снова наступала зима, съемочная группа уезжала в многочисленные экспедиции, возвращалась, и съемки в Ленинграде и окрестностях продолжались. Кареты, как я уже сказал, у нас в основном были музейные, подлинные кареты начала девятнадцатого века, огромные и тяжелые.
Достаточно сказать, что запрягались они в те времена не менее чем четверками. Кучерское сиденье, чтобы видеть дорогу перед этой четверкой, находилось на высоте более двух метров. К каретам прилагались старинные дышла, некоторые даже с резьбой. Техническое состояние карет, взятых из музейных запасников, уже тогда оставляло желать лучшего, а до сегодняшнего дня они дожили далеко не все. Кто в музеях будет проверять наличие колесных гаек, вкладышей и прочих мелких, но важных деталей?
Вот и случилось как-то, что колонна карет повернула со студии направо по Кировскому проспекту, в сторону Невы, а одно из огромных колес продолжило движение прямо, на противоположный тротуар. Учитывая его диаметр, поребрик для него преградой не стал. Хорошо, в это время по тротуару никто не шел. Своим ходом кареты по городу мы перегоняли постоянно, иногда привязывая антикварные дышла проволокой.
На осенних съемках у нас сложилась традиция: на выезде со студии, во дворе у актерского отдела закупать арбузы, загружать в одну из карет и целый день их есть, по-гусарски разрезая саблей или палашом - тем, что оказывалось под рукой. Съемки эти сохранились в памяти отдельными фрагментами: летние, зимние, осенние.
Для съемок восстания на Сенатской площади привезли сто пятьдесят всадников из подмосковного кавалерийского полка. Командовал ими подполковник Чекашуа. Стояли кони в товарных вагонах на станции Московская Товарная, на съемки ходили колонной по два. Головные всадники уже въезжали с набережной на аллею между Медным всадником и Адмиралтейством, а хвост колонны был в это время еще где-то у Исаакиевского собора. Цокот копыт сливался в единый шелест. Зима была бесснежная, снег изображала пожарная пена. Газоны вокруг Медного всадника за пару дней были разбиты вдрызг. Была восстановлена историческая ограда вокруг памятника. Для погрузки-выгрузки карет очень удачно подошли пандусы по углам Конногвардейского манежа.
Однажды зимой (вроде бы это была уже следующая зима) нужно было доснять эпизод, в котором курьер с депешей из столицы догоняет Марию Волконскую. Снимать его начали в Сибири, санные возки у нас были те же самые, а местность и лошадей надо было подобрать похожих. Съемочную площадку выбрали где-то в районе совхоза "Бугры", на огромных пологих холмах. Взять лошадей администрация кинокартины договорилась в ближайшей деревне, а нашей задачей было перегнать этих лошадей на съемку, запрячь тройки и на этих тройках ездить. Утро началось с того, что куда-то пропал деревенский конюх.
Администрация занялась его поисками, а нас отправили ждать в конюшню. Дул ветер, мела поземка, на улице все шуршало и хлопало. Лошади мерно жевали сено, и вдруг, как по команде, прекратили есть и уставились на ворота. Через пару минут в них вошел администратор картины. Это на каком же расстоянии они его услышали, среди этой метели, когда все свистит, шуршит и брякает? Для меня тогда это было очень удивительно.
Администратор принес нам известие, что конюх сгинул бесследно, и решено обходиться без него. С грустью констатировав тот факт, что наша амуниция осталась на съемочной площадке, стали собирать по конюшне обрывки ремешков и вязать из них уздечки, по принесенным с собой фото выбирать лошадей, похожих на тех, что ходили в возках в Сибири. Мне достался крупный светло-серый конь, кандидат в коренники. Надел я на него свежесвязанное подобие уздечки, вывел на улицу и попытался сесть верхом. Не тут-то было!
Крутится, прыгает, сесть не дает. Завел его обратно в стойло, с перегородки сел, и едва не снеся водопроводную трубу, мы выскочили на улицу. Построились в колонну, поехали. Серый мой в колонне идти не хочет, ломится вперед. Пустил его рысью, потом галопом. Когда до возков дошли все остальные лошади, я его уже давно шагал, накрыв меховой полостью. Погода испортилась окончательно, до кадра с серой тройкой дело в этот день не дошло, а к вечеру на съемочной площадке появились деревенские пацаны.
От них мы совершенно случайно узнали, что, оказывается, на этого серого верхом несколько раз садились прошлым летом, а запрягать еще и не пробовали. Как говорится, немая сцена. Вот было бы дело, если б мы его запрягли коренником в тройку... На этих холмах, на спуске до горизонта... Снимали на холмах, на самом ветру. В один из дней надо было снять сани, в которых из-под рогожи торчат посиневшие руки и ноги. Владимир Мотыль, режиссер-постановщик, остановил мужичка из массовки: "Ну-ка задери рукав. Годится. Этого можно класть не гримируя". Лето, жара, площадь перед Смольным собором. Снимаем сцену подачи прошения императору мадемуазелью Поли, желающей уехать в Сибирь за поручиком Анненковым.
Лошадей из совхозов привезли еще накануне, поставили, как обычно, в рабочую конюшню в районе улицы Салова. Утром выяснилось, что не хватает людей для перегона этих лошадей на съемку. Дядя Яша
* готов откомандировать нас, но нет транспорта нас отвезти, и поджимает время. Решение было принято неожиданное: за нами в зоопарк прислали мотоциклистов эскорта ГАИ, обеспечивавших перекрытие улиц на этих съемках. Нужно ли говорить, что до улицы Салова мы доехали очень быстро.
В той конюшне жили рабочие лошади, развозящие по району бочки-ящики, а во время больших съемок сюда свозили лошадей из пригородных совхозов. Ехать на съемку нам пришлось сначала по грузовым трассам, потом по Невскому и Суворовскому проспектам. Лошади деревенские, города не видевшие, мы без седел (портить на перегонах деревенских лошадей дефицитные седла у нас было не принято), поэтому эскорт мотоциклистов, ежедневно сопровождавший нас на съемку, был весьма кстати. Случился, правда, однажды казус. Один из мотоциклов, сопровождающий кареты, заглох намертво. Пришлось его буксировать, привязав к задней каретной оси.
Площадь перед собором должна быть уставлена каретами, запряженными четверками. Сначала в саду за собором запрягаем в кареты по две лошади, выкатываем их на площадь, ставим в кадр, там пристегиваем еще пару. Упряжь - подлинную, старинную - выбираем из огромной горы реквизиторских ящиков. Стоит жара, коноводы прячутся в тень под лошадей. Под Николая Первого (Василия Ливанова) даем Бюджета, ветерана конкура буденновской породы. Немолодой конь стоит спокойно, но режиссера это не устраивает, всадник должен двигаться. Мы пытаемся объяснить, что под самодержцем должен быть выезженный конь, не допускающий самодеятельности, поставили -значит стоит. Но "в кадре нужно движение", поэтому один из нас берет коня (ниже кадра) под уздцы и создает требуемое движение. Возможно, кто-нибудь из зрителей-конников потом удивлялся, почему у коня ось вращения - кончик носа.
Потом, уже на экране, я увидел, что и император - на Бюджете, и офицер, которому он приказывает взять прошение, тоже с Бюджета спрыгивает. Такое вот раздвоение лошадиной личности. Кстати, и Трубецкой (Алексей Баталов) в одном из эпизодов тоже на Бюджете.
После съемок мы перегнали кареты на киностудию. Вспоминаю до сих пор: огромные деревенские кони на рабочих уздечках (никогда не знавших капсюлей), обалдевшие от грохота на спуске в тоннель под Литейный мост, тяжеленная, накатывающаяся на них сзади карета, новые, жесткие, широченные вожжи... В общем, ложку в тот вечер мои руки держали с трудом.
Осень. Петропавловская крепость, берег Невы. Снимаем казнь декабристов. На самом деле казнили их около Кронверка, но там за полтора века все сильно изменилось, поэтому снимаем у стен крепости, на другом берегу Кронверкского канала. Кинематографисты поставили настоящую виселицу, вырыли под ней яму, привязали петли (которые на ночь, на всякий случай, заматывали вокруг перекладины). Повешенных изображали каскадеры, вися на парашютных подвесках. Опробуя подвески, висели, покуривая.
"Браслеты" кандалов на руках и ногах декабристов скреплены ржавыми болтиками. И вот как-то на кандалах одного из актеров болтик заело. Съемка окончена, пора домой, а ему бедняге, кандалы не снять, пока водители подходящие гаечные ключи не нашли. Коллеги, естественно, поюморили вдоволь.
Верховых лошадей на эту съемку брали в Школе высшего спортивного мастерства, располагавшейся тогда на Лермонтовском проспекте, в бывшем Николаевском кавалерийском училище, а упряжные - наши, зоопарковские. Коневозов тогда не было, кони на съемки ходили своими ногами. От постоянных дождей прятались в арке крепостной стены, ведущей с берега на площадь перед собором: верховые - в центре, упряжки - по краям, каретами под дождь. Стоим как-то у автокафе (пригнали для питания трудящихся кинематографа), кофе пьём.
Ольга Форутина, тренер ШВСМ, дяде Яше жалуется, что у коней от такой жизни то хромота, то колики, и вообще, у спортивных лошадей другие задачи. А он, дошедший в кавалерии до Берлина, в ответ: "А если завтра война, если завтра в поход? Куда ваши кони дойдут? До мясокомбината своим ходом? И то навряд ли. Что значит "другие задачи?". Любые кони должны 10 километров пройти и день на коновязи простоять без последствий для здоровья".
Конный строй генералов, наблюдающих за казнью, снимали дальше, за поворотом крепостной стены. Генералы - немолодые актеры и Валерий Шунтов, тренер из ШВСМ. Дождь шел весь день, почти не прекращаясь. "Заменить размокшие треуголки, стряхнуть водяную пыль с мундиров, снимаем следующий дубль". К вечеру стоим мы с упряжками в арке, вдруг слышим - к воротам кто-то прискакал. Выглядываем - а это Бегунок, конь из ШВСМ. Оказывается, он генерала сбросил и погреться да пообсохнуть прибежал. Отвели его обратно в кадр.
Дождь кончился, мы за ворота вышли. Глядим - опять Бегунок летит, за ним что-то черное по траве волочится, а по берегу канала всадники скачут, его от моста отрезают. Черное оказалось меховым вальтрапом, а не тем, о ком мы сначала подумали. Отвел я его опять в кадр, а там генерал уже скандалит, не хочет сниматься в таких условиях. Пришлось нам, коноводам, в плащи замотаться и на корточках ниже кадра сидеть, генеральских коней держать. Кстати, о меховых вальтрапах, на которых эти генералы сидели. Чудесная вещь, особенно зимой, но только до тех пор, пока мокрый снег не пойдет.
У Летнего сада снимали проезд кареты Трубецкой, уезжающей в Сибирь. Единственный раз за все съемки не только запрягли четверку, но и на ней проехали, хотя бы с форейтором, и всего метров сто.
Верховые кони сначала стояли на набережной, у знаменитой ограды, потом понадобилось их за угол, к Марсову полю переставить. Все сели, а я замешкался с двумя конями, Бюджетом и Бакалеей, надеялся, что одного у меня заберут. Я ногу в стремя, а кони как рванут за уходящей колонной, я между ними и повис, за гриву держась. Так и висел, пока колонну не догнали. Выяснилось, что не зря нас дядя Яша гонял, как его когда-то в ОСОАВИАХИМЕ, приучал ездить по-всякому: и задом наперед, и вниз головой, и вися на боку лошади. Пригодилось.
Весна. Дворцовая площадь. Снимаем очередные проезды. Ездим вокруг вращающейся камеры. В обед расстилаем свои кучерские костюмы на крышах карет, греемся под первым весенним солнышком, задремываем. Просыпаюсь от того, что внизу обсуждают, куда подевались все кучера (высота карет больше двух метров, снизу нас не видно).
Усадебным домом поручика Анненкова служила старинная дача на Приморском шоссе, у ЦПКиО. Капеллу, огромную рысачку, привязываем прямо к колонне, она вертится, забегает на крыльцо. Пришлось дядя Яше, спрятавшись между колонн, держать ее. Переживали, чтобы его не было видно, а выяснилось, что на экране дело происходит почти в темноте.
Мы с нетерпением ждали выхода фильма на экраны, а Я.И. над нами посмеивался: "Товарищ, верь ...". Спустя много лет купил я диск с фильмом, а на обложке - император на Бюджете, негатив, правда, зеркально перевернут.
*Яков Израилевич, Я.И., дядя Яша, "шеф" - Найшулер Яков Израилевич, спортсмен-конник, кавалерист, дошедший до Берлина, первый директор нынешней СДЮШОР, а в описываемый период - руководитель конюшни Лензоопарка.
Михаил Воробьев,
фото автора и из архива автора
